Порубежье - Страница 24

— Хорошо быть начальником в древние времена. Всё что видишь твоё, накормят, оденут. Можно, наверное, было прожить и не напрягаясь лесопилками и домнами. Но скучно же! Где–то я читал, что лень и скука двигатель прогресса. Теперь по себе судя, могу сказать, — Правда!

Но вот народ собрался, десятники пересчитали своих людей и доложились, что никто не потерялся и мы наконец двинулись в обратный путь. Дорога домой, всегда проходится, и проезжается быстрее чем из дому, это известный факт. Не стала исключением и наша дорога, несмотря на довольно тяжёлый груз, мы поздно вечером добрались до Алёшино. Весь груз, кроме серебра, найденного в тайниках, я приказал снести дядьке в избу. Во первых для конспирации, мол ничего такого ценного, ну оружие ржавое да немного серебра, во вторых, я не хотел светить золото, пусть это останется запасом на «чёрный день». А с оружием и доспехами лучше дядьки никто не разберётся.

Дома бросив мешок с серебром под кровать в спальне, я завалился спать, и ни щебет Любавы, ни вкусный запах её тела не соблазнил меня. Глаза закрылись, звуки отключились, я заснул. Утром, умывшись и позавтракав, я выгнал челядь из избы, высыпал серебро из мешка на стол. Кроме монет, там были различные женские украшения и безделушки.

— Выбирай, — сказал я ошеломлённо смотревшей на гору серебра жене. Для начала отложи в сторону кольца, браслеты, цепочки и ожерелья. Потом из них выберешь себе самые красивые вещицы, затем отложишь то, что захочешь подарить своим родственницам. Сам я стал рассматривать монеты, каких тут только не было, со львами, грифонами, дядьками в коронах и без, аляповатые, надрезанные и даже разрубленные. Любава тоже высунув язык, ковырялась как курица в дорожной пыли, выдёргивая к себе то колечко то браслет, то серёжку. Попадались вещицы и с разноцветными камнями. Лично я был безразличен к статусным висюлькам, но общаясь с дедом, приметил у него на шее серебряную гривну и пару колечек на пальцах.

Оказалось, что «ювелирка» была пятой частью клада, попадались и сугубо мужские украшения. Толстые цепи, массивные перстни с камнями и без, был даже какой–то полуметровый жезл, покрутив его в руках, я случайно обнаружил, что в нём спрятан довольно длинный стилет.

— Деду подарю всё равно «десятину» надо отдать, вот этот жезл, и десятую часть монет. Кстати, а ведь доглядчик, к деду на доклад должен сплавать. Доложиться, мол так и так, внук клад нашёл.

— Дядьку ко мне, — бросил я фразу за дверь, будучи уверен, что её услышали и исполнят и через некоторое время пришёл мой советник и учитель. Мы вышли на улицу, и я вполголоса поделился своими мыслями.

— Сей час же поставлю дозорных вдоль берега, изловим мы наушника боярич, никого же ты в крепость не засылал гонцом.

— Сделай это, и жди меня у себя, поглядим, чего нам досталось от варягов. Я вернулся в дом, дядька бегом отправился выполнять приказание.

— Ну что Солнышко? Выбрала себе чего?

— Вот это тебе, Любава отодвинула в мою сторону цепь в палец толщиной, и это тебе в туже сторону три массивных перстня. Это мне, небольшая кучка серёжек, браслетов и колец. Это тёте, кучка значительно меньше, а вот это не знаю куда.

— Зато я знаю! Неси короб, и высыпал оставшуюся бижутерию в принесённый короб, добавив пару горстей монет. Это твоё, будут у нас дочери, им подарим. Ты же говорила три дочери. Где они?

Любава опустив очи, ответила, — так непразна я, рожу, как и обещала, только не всех сразу.

— ЭЛЕКТРИЧЕСКАЯ СИЛА! И её апостолы, ВОЛЬТ, АМПЕР И ОММ! От осознания того что скоро я стану отцом перехватило дух. Я нежно взял на руки Любаву, отнёс её на кровать, осыпая поцелуями и чего–то ей там бормоча, успокаивая и поглаживая.

— Тётя сказала, что нам нельзя теперь любить друг друга, ребёнок испугается. Но у меня есть сёстры, тётины дочки, ты молодой и сильный мужчина, твоя кровь бурлит, ей нельзя застаиваться. Возьми их, они тоже красивые и молодые. Если они родят от тебя, то их и детей возьмут в любой род с почётом и удовольствием.

— Вот это новость! И сколько их, спросил я не без задней мысли. А что? Парень я действительно молодой, кровь бурлит, застаивается по утрам в одном месте, а тут оказывается свободные нравы, и жена не против. Ну, кто бы устоял? Нет, я боролся! Я прикладывал все силы! Я запрещал себе даже думать об этом. Но морда трещала, расплываясь от предчувствия удовольствия и исполнения желания любого нормального мужика, кувыркнуться хоть разок в султанском гареме. Нет?

— Четыре, — Любава показала мне ладошку с растопыренными четырьмя пальцами.

— Нет, ну если ты и тётя не против, тогда так и быть, я согласен. Но это решение, мне далось очень, очень, трудно, последнее предложение я пробормотал едва слышно.

— Только вот какая беда Ладушка, мой бог запрещает мне любиться с грязными девушками. Я точно должен знать, когда у неё кончилась кровотечение, это моё условие. И не дай вам бог, меня обмануть! В гневе я страшен!

Да, я «сладкоежка», но как говорится, дурное дело не хитрое — одно неосторожное движение и ты отец. Любава выпадает из сексоборота минимум на десять месяцев, а четыре девы могут забеременеть в течении месяца, и что? Я что, тут племенным жеребцом устроился? Нет, тётенька! Пока Любава не родит, дочкам твоим забеременеть не светит! Ударим раскрепощённым сексом по необразованному средневековью! Получим удовольствие от процесса, а не от последствий оного!

Так, вроде одно дело уладил, пора поглядеть на «золотую казну», оставив Любаву наслаждаться подарками, я пошёл к дядькиной избе. Тот как раз разбирался с оружием и доспехами. Если мечи сохранились хорошо, их прежние хозяева, перед тем как сдать их на хранение почистили и хорошо смазали, это и спасло их от ржавчины, то кольчуги слегка пострадали. Нет, металлические рубахи ржавчина не съела, их тоже хорошенько смазали, но там были и кожанные куртки с приклёпанными к ним пластинами, вот они в основном и пострадали. Кожа просто на просто сгнила, и он вынимал эти пластины по одной и складывал по кучкам.